Вестник естественных наук, издаваемый Императорским Московским обществом испытателей природы

№ 13, Москва, 23 июня 1856 г.

Статья С.И.Гремяченского «Астраханская водяная роза или Каспийская нимфа-нелюмбо»

II. Жилище Астраханской Розы

С не совсем, может быть, резко очерченным нами обликом Астраханской Розы отправимся теперь в ее собственным владения, где прекрасная царица наших вод владычествует  с многочисленным обществом других равных себе Роз, как царь-девица в девичьем государстве одной из грациозных сказок Русской старины.

Ни одна, кажется, красавица востока не заключается в неприступном гареме с такою ревнивою заботливостью от нескромных взглядов сторонних юдей, с какою скрывается от шумного света нимфа-роза, этот очаровательный полножизненный образ румянолицей Русской красавицы. Чульпанский залив, избранный ею в постоянное жилище, представляет собой одно из самых глубоких затиший: мелкий (от 1-го до 2-х аршин) и тесный (в несколько сажень ширины и с версту длины, по рассказам), этот скромный уголок Каспийского взморья весь кругом порос лесом непроницаемой чащей густого и высокого чакана, вытеснившего почти совершенно всякую другую более слабую растительность, чтоб одному, крепкому и сильному, образовать неприступный оплот для владений царицы-розы. Высокие кусты чакана, дружно обложившие весь Чульпанский залив, с выдающимися коричневыми султанами или цветовыми початками и длинными шпаговидными сизоватыми листьями невольно представляются плотном сомкнутыми рядами телохранителей, поднявших свои булавы и шпаги закаленной стали на защиту прекрасных нифм от буйных набегов ветра и опустошительных нашествий человека. По самому затону всюду, как неотлучные стражи нимф, расставлены кусты того же чакана; местами смыкаясь, они составляют сплошные преграды, которые делят затон на несколько отдельных котловинок.

Доступ к Чульпанскому затону открыт только по узкому протоку, покрытому сплошною сетью наяд, рдестов, Сальвиний, Валлиснерий, кувшинок и других водных растений между которыми Чилим распластывает широкими розетками лоснящиеся листья в виде зубчатых копий на раздутых рукоятках, как бы угрожая ими и рогастыми орехами своими прогнать всякого, кто бы дерзновенно отважился пробраться в сокровенное жилище красавиц нимф. Сквозь это густо переплетенное сборище едва можно, с большими усилиями, пробраться на легкой бударке, поталкиваемой шестами. Таким способом я отправлялся в Чульпанский залив 4 августа 1849 года.

Проехавши с версту от рыбачьего селения Чулпан по довольно широкому рукаву Волги, по направлению к востоку, мы повернули к северу в узкий вход протока. Семь лет прошло с тех пор; но доселе хранится в моей памяти мой визит к дивно-прекрасным розам чульпана по этому протоку. Жарко печет раскаленное солнце, совершая путь свой по безоблачному небу; в воздухе томительная духота; тяжело двигаются усталые легкие, в глазах как-то мутно от яркого освещения в атмостфере и постоянно набегающего на них пота с разгоревшегося лба; во всем теле сонливая вялость и тупость в чувствах, кругом такая страшная тишь, что кажется все живое и способное к движению и звуку заснуло непробудным сном; только по нашему пути от весел выскакивают всплески воды, рассыпающиеся в радужные брызги, да хрустит и шуршит масса растений, прорезываемая бударкой. Как искусительно этот общий покой природы располагает вернуться назад и отдохнуть в каком-нибудь прохладном месте! Медленно подается вперед лодка, все более и более задерживаемая крепко сцепившеюся травою; сильнее и сильнее охватывает сонливая лень, лишь изредка будит ее нетерпение скорее добраться до конца; все теснее и теснее сходятся стены чакана, а впереди какжется уже совсем сомкнулись они, и загородили дорогу. Но есть еще узкий проход; легкий поверт в бок, еще поверт — и дохнуло что-то легким ароматом: пробудилось долго дремавшее внимание, встрепенулось сердце и забыта усталость; этот аромат прилетел радостным вестником близости прекрасных Роз; то их горячее дыхание. Сильнее лодки толчок, другой… и я лицом к лицу пред одной из великолепных картин растительного мира, пораженный и восхищенный ее красотою.

Стоят в воздухе, над недвижною гладью зеркальной поверхности воды, сотнями огромные вдавленные кружки листьев, подпертые в самой средине прочными черешками с острыми шипами во всю их длину, — стоят как отверстия чаши или поставленные на тулье пастушеские шляпки с подбоем голубоватой морской зелени; стоят они твердо, растянутые крепкими жилами, которые лучами расходясь с их дна, соединяются между собою частыми перемычками боковых жилок в превосходную правильную решетку и выдаются сильными ребрами на нижней темно-коричневой стороне; смело выставляются эти листья на солнце, искристо отыгрывая яркое его сияние живым отблеском на глазурованной поверхности; под их тенью как под зонтиками или щитами, укрываются от жара вместе с молодыми, свернутыми в роговидную трубку, листами, недавно вышедшие на свет Божий из прохладного она темно-зеленоватые бутоны, точно маленькие качанчики, плотно охватывая сильно примкнувшими друг к другу лепестками еще неразвившиеся органы размножения. Не нуждаются более в подобной защите полные щиты, достигшие совершенного возраста: им нужен простор, чтобы привольно красоваться своим блестящим нарядом, чтобы всем частям их вдоволь было и свежего воздуха, и живительного света, и возбудительной теплоты; чтобы просторно было разноситься плодотоворной пыльце и свободно рдеть плоднику с его зернами; сами светозарные и  солнцеподобные, они стремятся к свету и радостно открывают солнцу всю свою красоту: и ярко розовые лепестки, и коричневые пыльники и светло- золотистый чебак с выставляющимися из его ячеек орешками; гордо, величаво возносятся они над листьями, чудные, роскошные, блестящие всем очарованием свежего румянца, точно разгорелась по ним заря алая, что живым огнем разливается по небу чистому; любуется ими с высоты небес солнце красное, глядясь вместе с ними в чистом зеркале воды; а они, о как весело они сами смотрят на солнце, разливая вокруг упоительные благовония; с просторно раскинутыми лепестками они представляются какими-то многокрылыми существами, которые, кажется, готовы сорваться со своих черешков и понестись на встречу животворному светилу. Вполне развившиеся цветки так полно и пушисто распускают лепестки, откидывая каждый из них у основания к низу, а потом снова сбивая к верху, что очень близко напоминает собою лебедей, когда те величаво и осанисто прихорашиваются, медленно поворачиваясь на воде. Рядом с вполне распустившимися цветами выступают другие, еще со стыдливой грацией сдерживающие вокруг плодника свои  лепестки, подернутые в середине полуметаллическим темно-бирюзовым отливом. Сколько неуловимо-очаровательного разнообразия в окраске и положении цветовых частей водяной розы от крошечного бутона до полного развития, когда  цветы готовы уже сбросить свое убранство, чтобы оставить один чебак, который также представляет ряд изменений в цвете и в форме! Светло-золотистый в начале, к поре созревания он приобретает темно-бурый цвет с сизым налетом; необыкновенно правильный и стройный, точно выточенный искусною рукою кубарь, в первых периодах своего развития, он под конец непропорционально разрастается в верхней части, становится неуклюже — развалистым и как бы ухабистым с боков. Как жалко, что вся разнообразная красота цветов очаровательной чульпанской Розы теряется в гербарии, этом саркофаге ботаника, где хранятся дорогие ему и тщательно изготовленные им мумии живого мира растений! Лепестки получают какой-то неприятный мертвенный оттенок, пыльники и чебаки становятся грязно-темными. Эти изменения, вероятно, происходят от порчи молочного сока, которым обильно пропитаны все части Розы, и который, при разрыве их, скоро сгущаясь в воздухе, тянется длинными нитями.

Не напрасно, кажется великолепная водяная Роза так желала скрыться в отдаленной глуши, чтоб привольнее разрастаться. Если бы она привлекательна была только красотою, то, может быть, ее оставили бы в покое: сельские розы Устьинских островов больше любят, сколько я мог заметить, раскрашивать и без того красные свои щеки красильными корнями, чем убираться и любоваться лучшими цветами: дочери положительной эпохи находят это слишком идилличным. Но на беду себе чульпанская красавица производит орехи приятного миндального вкуса, до которых так охочи окрестные жители, что спеша наперерыв друг перед другом воспользоваться приманчивым лакомством, они вырывают чебаки, не давши им совершенно дозреть. Не размножайся наша нимфа-роза своими корневищами, она давно бы исчезла из Чульпанского залива, как исчез её родной брат Розовый лотос с устья Нила.


Часть III. Степень родства Астраханской Розы с Индийскою Падмою, Китайскою Гофу, Нильскою Лилию и Американским Водяным Тюльпаном.